Советский и грузинский кинорежиссёр, сценарист, писатель, педагог, Заслуженный деятель искусств Грузинской ССР (1983) Ираклий Квирикадзе на своей странице в Facebook написал о том, как вместе с таджикским и российским кинорежиссёром, сценаристом и кинопродюсером Бахтиёром Худойназаровым они создавали легендарный фильм «Лунный папа». Публикация была сделана ко дню рождения Бахтиёра Бабаджановича, который отмечается 29 мая.

В своей публикации Ираклий Михайлович рассказывает о том, как писал сценарий, как за полтора месяца на склоне старого водохранилища они построили семьдесят домов, и как продюсер Карл Баумгартнер просил снять фильм, где Чулпан Хаматова сыграла бы главную роль. Приводим текст публикации практически без изменений.

«Ираклий, сочини историю...» 

«Мы встретились случайно в Берлине на перроне станции метро «Зоологический сад». Мы - Бахтиёр Худойназаров и Ираклий Квирикадзе. Он режиссёр, я сценарист. Бахтиёр познакомил меня с продюсером Карлом Баумгартнером, полуитальянцем- полушвейцарцем.

Тот видел неделю назад фильм «Время танцора», где Чулпан Хаматова впервые появилась на экране, и влюбился в неё. Как в актрису. Баумгартнер носил в кармане пиджака фотографию Чулпан, размахивал ею и кричал, захлёбываясь густым сигарным дымом: «Ираклий, сочини историю, где эта девочка сыграла бы главную роль!».

О Баумгартнере я знал, что он великий продюсер и великий авантюрист. С ним недавно случилась беда. Он финансировал фильм режиссёра Эмира Кустурицы «Андеграунд». Фильм получил «Золотую пальмовую ветвь» в Каннах, но провалился в мировом кинопрокате. На сеансах залы были пусты.

В одном таком пустом берлинском кинотеатре, курящий доминиканскую сигару Карл Баумгартнер кричал мне: «Я ограблю швейцарский банк, меня обожают старые итальянские аристократки, я украду у них бриллиантовые диадемы, заложу в ломбард, но деньги на фильм я достану, только придумай Ираклий что-нибудь простое, не дорогое, не обычное!!!».

Карл Баумгартнер боготворил Эмира Кустурицу, хоть и потерял на фильме «Андерграунд» три миллиона личных долларов. Объяснить провал фильма Кустурицы нетрудно. Фильм о войне в Югославии, а мир в те годы каждый день, по много раз, смотрел по телевизору эту самую войну и зритель сказал: «Надоело. Не хочу».

В ресторане, где друзья Баумгартнера готовили лучшие в Берлине спагетти, он чуть успокоился.

«Снимать будем в Таджикистане, и Чулпан…», – он полез в карман за фотографией, которой весь день размахивал перед моим носом, а она потерялась. Гиперэкспансивный Баумгартнер обыскал свои карманы, карманы Бахтиёра, мои, официанта и даже карманы сомелье, который выбирал какое пить нам вино. Хаматова исчезла.

Я начал писать сценарий. Не писалось. Я двигался в тумане, щупал пустоту. Утром позвонили в дверь, открываю, Баумгартнер протягивает фотографию Хаматовой и говорит: «В офисе нашли. Федерико Феллини говорил мне – когда пишу сценарий, обязательно должен смотреть на героя. Возьми. Не буду мешать».

Я поставил фотографию Чулпан на свой письменный стол. Смотрел ей в глаза, она улыбалась, как бы спрашивала: О чём пишем?!

В тот год, живя в Берлине, я имел грант Немецкой Академии Искусств. Написание сценария оправдывало мою большую квартиру на Аденауэр-плац и траты на меня стипендиата.

В Берлине 90-х была замечательная энергетика. Здесь жило много хороших людей: Андрей Битов, Фридрих Горенштейн, Гия Канчели, Отар Иоселиани, Нана Джорджадзе, Валера Огородников, Бахтиёр Худойназаров…

Я мучился, тупо смотрел на Хаматову, перебирал в голове десятки сюжетов. Искал их в своих старых записных книжках, телефон звонил я не подходил к нему, зная, что звонят или режиссёр, или продюсер, или оба, один держит бейсбольную биту, другой - остро отточенный бухарский нож. Я видел этот нож в руках Бахтиёра, когда он готовил таджикский плов. Готовил по любому поводу, лишь бы собрать друзей за одним столом, смеяться, пить, есть, говорить о чём угодно занимательном, например, как могла полуслепая Фаина Каплан у завода Михельсон ночью, в мороз стрелять во Владимира Ильича Ленина и попасть…»

 

«Сценарий не писался. Но вот мистика…

…Иду по ночному Берлину. На перекрёстке вижу девушку, чья фотография стоит на моём письменном столе. Я подбираюсь поближе к девушке, загорается зелёный свет, она переходит Аденауэр-плац я иду за предполагаемой Чулпан Хаматовой, хочу окликнуть, но смущаюсь – а вдруг это не она?!

Девушка встречает мужчину, кажется, он солист Берлинского балета. Они заходят в небольшой тайский ресторан со львами у входа, захожу и я...и натыкаюсь на Луку Месхи, моего дальнего тбилисского родственника. Он микробиолог, живёт в Берлине, но мы ни разу еще не встречались. За соседний столик садятся те двое. Слышу имя - Чулпан!

Лука Месхи на радостях нашей встречи берёт бутылку вина, ещё бутылку, мы быстро пьянеем, громко говорим по-грузински. Лука Месхи рассказывает мне историю, и я вдруг понимаю – вот тема сценария! Это фантастика!!! Месяц в голове моей пустота. Сейчас в трёх шагах от меня сидит героиня истории, не зная, что я слушаю сюжет будущего фильма, который очень скоро прославит её…

Лука Месхи уверял меня, что он помнит все девять месяцев, проведённых в материнском чреве. Слушая Луку, я поглядывал на девушку, сидящую за соседним столом. Я всё больше и больше входил во вкус рассказа. Пьянея от новозеландского вина, мне хотелось спросить: «Лука, врёшь же?» И я спросил. Удивила невозмутимость, с какой мой дальний родственник продолжал рассказывать…

Чулпан Хаматова и солист берлинского балета встали, улыбаясь, спросили: «Вы говорите по-грузински?». Мы подтвердили. Они ушли, оставив на своём столе капли для глаз. Я положил их в карман. Домой вернулся крепко пьяный с названием будущего фильма – «Лунный папа».

 

«Сел за стол и написал первую, корявую страницу:

«Лаура в свои шестнадцать лет не собиралась становиться моей мамой. Однажды ночью она уколола палец об острый шип дикой розы. Лаура возвращалась с концерта артистов, приехавших в нашу деревню Лио. Концерт понравился ей, она брела в темноте и насвистывала песню из репертуара сестёр Ишхнели. Решив сократить путь к дому, пошла через пустырь.

Кто-то, кто через полчаса станет моим папой, подошёл к ней и назвался актёром той заезжей театральной труппы. Дальше они пошли вместе и свистели уже дуэтом. Потом упали в траву. Выглянула из-под облаков луна. Быстро сделав Лауру моей будущей мамой, актёр встал с мятых трав и исчез. Исчез навсегда, «словно растворился в лунном свете», скажет потом Лаура. И никто – ни мама, ни мой дедушка Иосиф, деревенский милиционер, ни бабушка Наталья, – никто никогда не узнал, кто был он?

Мама и ее родители девять месяцев ездили в Кутаиси, Поти, Сухуми, Боржоми, Телави – в города, где были театры, – высматривали, выслеживали актёров мужчин, пытаясь определить, кто шёл за Лаурой в ту лунную ночь по пустырю. Дедушка был строг. Он носил в кармане револьвер. Бабушка хотела лишь мужа для дочери, маме же нравились сцены, бархатные занавесы, мраморные колонны, буфеты, пирожные, лимонад, сосиски и, конечно же, наряды, причёски, грим, голоса актёров.

Каждый понравившийся актёр казался ей тем самым таинственным лунным незнакомцем. «Это он», – шептала мама. Дедушка Иосиф тут же выхватывал револьвер и лез на сцену, гонялся за перепуганными до смерти актёрами. После громких разбирательств выяснялось, что ни один из них никогда не был в окрестностях нашей деревни Лио. У дедушки был мотоцикл с коляской, на нём мои родственники совершали набеги на театры в близких и далёких городах».

… Эту первую страницу сценария я прочитал Карлу Баумгартнеру и Бахтиёру Худойназарову. Эта страница собственно, и решила проблему, что мы пишем и что мы будем снимать в ближайшем будущем. Легко поменяв географию – Грузию на Таджикистан, мы пустились в путешествие по пыльным среднеазиатским дорогам…

Баумгартнер с каждым прочтением новых сцен сценария всё больше светлел лицом. Я сказал, что видел Чулпан Хаматову в Берлине в тайском ресторане с русским танцором. Бахтиёр хотел встретиться с Чулпан, но она уехала из Берлина куда-то в Индию.

Баумгартнер нашёл арабских и японских инвесторов. Будучи богатыми, они были очень осторожными. Не знали, кто такая Чулпан Хаматова (тогда не знали), и послали Бахтиёра поглядеть на восточных нимфеток, оценить их таланты. Знал бы мой родственник Лука Месхи, что рассказанный им пьяный бред станет серьёзным международным проектом.

Вот послушайте!

«Лаура Месхи влюбляется в Гизо Глонти, санитара машины «скорой помощи». Они целовались в тех самых кустах на пустыре, где её повалил лунный незнакомец. Беременная Лаура была счастлива. Вскоре сыграли свадьбу. Вся деревня Лио три дня кутила, веселилась…

А потом случилось то, во что никто не верил, когда им рассказывали… Утром рано Папа Иосиф, Лаура и Гизо поехали в районный центр расписаться, о чём почему-то все забыли. Мотоцикл только выехал за деревню, как Лаура попросила папу остановиться, и побежала к кустам. Гизо за ней. «Ты что, девочка? Тебе нехорошо?» – «Успокойся у меня свои проблемы, живот…»

Гизо вернулся к мотоциклу, стал тихо о чём-то говорить с Иосифом, тот отвечал ему, и оба смеялись… Неожиданно с неба со страшным рёвом упал живой бык. Он расплющил мотоцикл, папу Иосифа и Гизо. Когда к ним подбежала Лаура, она увидела только громадную тушу чёрного быка, горячую кровь, стекающую с бычьих ноздрей, и чьи-то ноги – то ли папы, то ли возлюбленного, которые виднелись из под черной туши. В эту фантастическую смерть никто не хотел верить. В шесть утра у выезда из деревни Лио с неба свалился бык? Бык с неба? Разве что Зевс (которого греки изображают в виде быка) покончил жизнь самоубийством!!!

На девятом месяце беременности Лаура, вопреки природе, расцвела, похорошела. Девичье лицо обрело черты красивой женщины. Она не могла оставаться в одиночестве. Краткая любовь к санитару Глонти, раскалённой иглой возникала в сердце, как только она оказывалась одна. Ей не хватало весёлого Гизо с нежными, сильными руками, с которым она так глупо договорилась, заниматься любовью только после рождения ребёнка, плавающего в её животе.

Она пошла помогать своей подруге Медее в столовую. Получала мелкие деньги. Как-то вечером в столовую вошли два подвыпивших военных лётчика. Лётчики рассказывали Лауре и Медее всяческие забавные истории, много смеялись. Среди них рассказали и эту. Не так давно, улетая на Север и зная, что там неблагополучно с продовольствием, они украли двух коров и быка из стада которое паслось рядом с аэродромом, затолкали в самолёт и только взлетели, бык сорвался с привязи и стал носиться по самолёту как сумасшедший.Пришлось срочно избавляться от опасного груза. Открыли люк, бык выпал… Лаура опрокинула на голову лётчика кастрюлю с горячей-прегорячей мамалыгой…».

 

Выбирая героиню...

Бахтиёр Худойназаров вернулся с азиатского «кастинга», неся чемодан фотографий юных азиатских красоток. У фильма «Лунный папа» уже появилась своя комната в берлинском баумгартнеровском офисе. Я словно Иосиф Виссарионович – тот, который был вождём мирового пролетариата, но при этом имел в старости тайную страсть вырывать из журнала «Огонёк» фотографии спортсменок и прикалывать их кнопками над своей кроватью – точно так же я прикалывал японских бабочек, смуглых арабских лошадок, испанских девочек... Бахтиёр заехал в Барселону и Париж, перевыполнив план кастинговой операции и заполнив всю стену офиса девочками из чемодана. Среди них поместил и татарскую девочку Чулпан, родившуюся в 1975 году в городе Казани, родители которой считали, что актриса – то же самое, что проститутка.

По приезду Бахтиёра случилась вечеринка. В офисе собралось много хороших людей, в том числе Эмир Кустурица, заехавший в Берлин по делам и попавший в дружеские объятия Карла Баумгартнера, которому он основательно продырявил карман (три миллиона долларов) не со зла конечно.

Это он, Кустурица, предложил ставить звёздочки понравившимся девочкам на фотографиях. Эмир долго рассматривал Чулпан (ничего о ней не зная) отошёл, поставил звёздочку одной из арабской лошадок и французской школьнице. Вновь вернулся к Чулпан и нарисовал три, четыре, пять звёзд. Эта забава очень подействовала на арабских и японских инвесторов. Они вышли из проекта Баумгартнер...

Что сделал Баумгартнер, когда ушли большие японско-арабские деньги? Заложил свой швейцарский дом, растряс немецкие кинофонды, может похитил бриллиантовую диадему итальянской аристократки – не знаю.

Но мы с Бахтиёром и большой съёмочной группой оказались в Таджикистане. Из окна моего гостиничного номера я следил за Чулпан Хаматовой. Одетая в таджикское шёлковое платьице, она бегала по двору с таджикскими девочками, взятыми для массовки, и ничем не отличалась от них. Смеялась, кричала, вымазалась в глине (ночью шёл дождь), девочки заплели ей косички.

Позже Чулпан Хаматова скажет в интервью: «Я очень горжусь своим фильмом «Лунный папа». Я пристрастна, но очевидно, что с экрана прёт что-то замечательное. Теперь я понимаю, что означает выражение: «Люди в связке».

Актёры были подобраны Худойназаровым идеально. Тут были таджикские актёры, тут был немец Мориц Бляйбтроп (мировая звезда, обладатель «Оскара»). Надев полосатый халат, он стал таджиком, «контуженным» на афганской войне братом Чулпан. Знаменитый сегодня Мераб Нинидзе, Николай Фоменко в роли лётчика, сбросившего с неба быка, который трагически изменил всю жизнь героини.

 

Построили азиатскую Венецию

Долго искали провинциальный таджикский городок, где происходят главные события. Казалось, какая проблема? Вдруг Бахтиёр говорит: «Мы сами построим город, на пустом месте. Я увидел фантастическую натуру, не только пустыню, но и водные пространства. Мы построим город на воде – азиатскую Венецию!».

Баумгартнер, услышав эти слова, поперхнулся, долго кашлял, окутал себя сигарным облаком – традиционная его дымовая завеса от кошмаров и ужасов – и закричал: «Какая Азиатская Венеция? Вы что с ума сошли? Объясните мне уважаемый Бахтиёр?!».

Бахтиёр, под два метра ростом, стал минут на пятнадцать фараоном Хеопсом: «Мы построим город на берегу старого таджикского водохранилища. Домов шестьдесят – семьдесят, настоящих с каменными балконами на все четыре стороны. В городке столовая, где официанткой работает Чулпан, её брат таскает лёд для морозильника и видит во льду замёрзшую рыбу, которая моргает глазами, – так написал Ираклий! – рыба во льду моргает! Построим маяк, в котором ночью красные прожектора горят и крутятся. Построим причал, от которого отплывает плот, в котором Чулпан уплывает, изгнанная жителями городка. Уважаемый Карл, вы же читали сценарий? Ваша любимая Хаматова влюблена в эту сцену «Изгнание героини из города».

В мгновение Баумгартнер подпрыгнул и оказался на подоконнике гостиничного номера (он бывший профессиональный футболист) глянул вниз, понял, что до земли пять этажей, и вновь закричал: «....почему толкаешь меня на самоубийство?! Какие шестьдесят - семьдесят домов? Какой маяк? Какая рыба с мигающими глазами? Сейчас я выброшусь из этого окна, буду лежать на земле и мигать глазами! И в гробу буду мигать!».

Бахтиёр, зная характер своего старшего друга, сказал спокойно: «Каменщики, плотники, стекольщики, разнорабочие в Таджикистане стоят один доллар в день. За двадцать тысяч мы построим настоящий город на воде, будем там жить, там и снимать».

С ближних и дальних аулов пришли сотни рабочих людей .За месяца полтора на склоне старого водохранилища они построили семьдесят домов. Строили вручную. Рыли каналы. На лодках можно было плыть от дома к дому… Баумгартнеру понравилось платить по доллару. Он даже построил взлётную полосу, куда приземлялся самолёт.

Чулпан Хаматова превратилась в абсолютную деревенщину. Аульские девочки шептали ей свои секреты. Её саму выдавали замуж за местного зооветеринара Азиза, готового дать за Чулпан двадцать баранов и корову. Никто из местных не воспринимал её как приезжую знаменитость. За ней по пятам ходила лохматая, большущая собака. Когда Бахтиёр с ней репетировал, дети сидели в углу, человек восемь и ждали, когда кончится вся эта ерунда и отпустят их любимицу и можно будет бежать назад на улицу.

Несколько раз Чулпан уезжала в Москву, в театр, на спектакль. Подростки и лохматая собака, собираясь во дворе гостиницы, молча ждали её.

Чулпан возвращалась из Москвы гранд-дамой, переодевалась в свои съёмочные наряды, превращалась в «пацанку», кубарем катилась с пыльного склона со своими «фанатами». Счастью не было предела. Чулпановскому счастью, собачьему счастью, счастью детей-подростков. Только местный зооветеринар Азиз ходил с тоскливыми глазами, предлагал уже сорок баранов и полторы коровы.

 

Начались съёмки

Бахтиёр – фокусник и маг. Он придумывал страннейшие мизансцены, многоплановые переходы, где кинокамера то следует за актёрами, то бросает их, увлёкшись разглядыванием верблюда, потом вновь догоняет актёров, которые садятся на паром (изгнанная из городка Чулпан Хаматова) и уплывают, теряясь в тумане… Съёмки набирают силу. Всем командует Бахтиёр. Становится понятным, почему он построил «свою Венецию». Чулпан и актёры, подхваченные энергией режиссёра, играют бесподобно…

Мне надо уезжать в Лос-Анджелес. Я писал там сценарий для Джулии Робертсон (не путать с Джулией Робертс). Вдова канадского бизнесмена, режиссёр-документалист, пожелала снять игровое кино, заказала мне сценарий. И вот сижу я в Лос-Анджелесе, пишу. Ночью звонят Бахтиёр и Чулпан. «Ираклий, у нас тут утро, садимся в автобус, едем к водохранилищу, снимаем сцену, ту, где Чулпан признаётся отцу, что она беременна - кричит Бахтиёр. - Ни тебе, ни мне, ни Чулпан, эта сцена особо никогда не нравилась. Может, придумаешь что-то более интересное, а?».

Чулпан берёт трубку: «Ираклий, помнишь, ты рассказывал про своего дедушку… ». Телефон замолчал. Ночь. Я сижу, жду звонка. В окне – трехметровые океанские волны. В телефоне ожил голос Чулпан: «…Вот эту историю… Думаю, она хорошо ляжет на разговор с отцом о моей беременности. Бахтиёр отошёл, там какие-то проблемы у операторов, просил сказать, что надо написать пока мы доедем до водохранилища, минут сорок, да, Ираклий?». «Чулпан, но я не услышал, что за история про моего дедушку?».

Вновь выключился телефон. Теперь навечно. Что я рассказывал о своём дедушке? Что может пригодиться в истории, когда Чулпан сообщает своему отцу, что она беременна, неизвестно от кого?!!

Я налил кофе, пошёл к океанским волнам, матерюсь на чём свет стоит! Иду босиком по мокрму песку, настроение жуткое - что? что придумать? И неожиданно чашка, которую я держал в руках, «заговорила». Она напомнила мне, что я когда то рассказывал Чулпан.

В детстве я разбил любимую чашку Давида Миндадзе, моего дедушки. Ужас! Как сказать ему, что я разбил её? Я, семилетний, прошу маму: «Ты скажи». Она отказалась. Захожу в комнату к дедушке. «Я что-то должен тебе сказать». – «Что, малыш?» Молча оглядываюсь, вижу в шкафу висят дедушкины галстуки. «Можно, я сперва свяжу тебе руки?» Дедушка в хорошем настроении, неожиданно соглашается. Я связываю галстуком руки, вторым галстуком ноги. Он улыбается: «Ну, говори!» – «Я разбил твою любимую чашку» Дедушка взревел! Хотел вскочить. Я бежал и слышал вслед вопли, мат...

Звонок из Таджикистана. «Чулпан, ты имела в виду историю с разбитой чашки?» – «Да». Чулпан хохочет, когда я в телефоне читаю наспех записанный диалог между ней и отцом.

Тот, кто видел фильм, помнит наверно один из самых удачных эпизодов фильма «Лунный папа», когда дочь связывает отца (конечно же не галстуками) и говорит о своей беременности...

 

«Ты что, дурак, Булочкин?»

Завершая разговор хочу усомниться, правильно ли я сделал, согласившись на просьбу Карла Баумгартнера и Бахтиёра Худойназарова – изменить финал в сценарии «Лунный папа». В фильме сейчас он радужный, фантасмагорический: отрывается плоская крыша столовой, где работала Чулпан официанткой, и взлетает в небо. Чулпан смотрит с этой крыши на людей городка преследовавших её, на мир…

Родился её долгожданный мальчик, и они улетают. Финал нравится всем. Фильм получил на международных кинофестивалях много премий. Что тут вспоминать, что был другой, более жёсткий финал? Но послушайте:

«Вскоре лётчик (тот, который сбросил быка с самолёта) вновь появился в столовой. Рана от выплеснутой ему на голову мамалыги зажила, но волосы ростут кустами. Лаура (Чулпан Хаматова) выгнала его. Он пришёл вновь пьяный. «Девочка, это я. Это я – он!» – «Кто он?» – спросила Лаура.

«Артист, которого ты разыскиваешь, который повалил тебя в кустах диких роз».

Лаура засмеялась. «Ты что, дурак, Булочкин?»

«Сказать, тебе, что ты говорила в ту ночь? Ой, ой, как глубоко, во мне нет больше места», – лётчик громко рассмеялся, увидев растерянность на лице Лауры. Потом рассказал все подробности того дня и той ночи.

«Я приехал к друзьям в мотострелковый полк. Мы пили, разглядывали в бинокль местных девочек, купающихся в реке. Я приметил одну, классную… Вечером увидел её в клубе, она сидела, разинув рот, и смотрела на дурацкий спектакль, который привезли халтурщики-артисты. После спектакля пошёл за ней. Китель вывернул. Представился актёром. Я сказал: «Я Ромео». Ведь так сказал, помнишь?»

Лаура вспомнила. Лётчик молчал. И Лаура молча ходила по комнате. Лётчик спросил есть ли вино? Лаура нашла на кухне большую бутыль вина, оставшуюся от покойного папы Иосифа. Впервые она выпила вместе с капитаном Булочкиным. Потом была ночь.

«Мы были вместе: мама, папа и я, плавающий в водах маминого живота, вновь девять месяцев спустя». Утром Лаура встала, заварила чайник, расставила тарелки, нарезала сыр, помидоры и хлеб. Приготовила завтрак. Пошла в спальню будить лётчика, Остановилась у кровати, где, скинув одеяло, тихо храпел красивый, сильный мужчина. Долго смотрела на него и, сама того не ожидая, вынула из комода отцовский револьвер, набросила на спящую капитанскую голову подушку и выстрелила. Потом пошла в огород и стала рожать меня среди зелёных кочанов капусты».

P.S. Его берлинский дом был полон львами, леопардами, русалками из серебра, бронзы. Это знаки побед на кинофестивалях в Токио, в Роттердаме, в Мангейме, в Локарно, в Салониках, в Сочи, в Венеции, в Тегеране, в Сан-Франциско, в Москве…

Бахтиёр был гражданином мира, но лучшие свои фильмы снимал на родине, в Таджикистане, с таджикскими актёрами, с таджикской съёмочной группой.

Мусульманин по роду и крови, он похоронен на старинном берлинском православном кладбище..."

Этим летом читайте нас  в Telegram, Facebook, Instagram, Яндекс.Дзен, OK и ВК