Весна 2011 года, как подобает обычной смене года, уступила свое место лету. Однако в общественно-политическом плане она оставила неизгладимый след в новейшей политической истории человечества.

Если подытожить то, что мы наблюдаем в течение последних 6 месяцев на нашем телевидении (или в интернете) о трагических событиях в арабском мире, то среди прочего выявляется одна закономерность – XXI век не потерпит долгожительства в политике (или наше столетие завершает эру политических долгожителей).

Данная политическая аксиома, к огромному сожалению, не была предугадана политологами, а спонтанно была выброшена на центральные площади Туниса, Египта, Йемена, Сирии, Иордании и в настоящее время бродит не только по арабскому, но и по всему глобализированному миру.

Арабская весна внесла много новшеств в наше понятие о власти (и ее сменяемости). Приведем три, на наш взгляд, наиболее важных момента из этих политических нововведений:

Конец эпохи «1001 ночи»

Во-первых , арабская весна продемонстрировала завершение «эры 1001 ночи», когда бессменным главным персонажем всех  историй и легенд Востока был справедливый и мудрый правитель (халиф, султан, шах и т.д.), который правил справедливо и был любим своим народом. До этой весны (2011 г.) главные площади или проспекты восточных государств традиционно носили имена этих великих правителей («отцов наций и народов»), тем самым  упрочив сакрализацию их образов, доводя их иногда до обожествления. Теперь с этой весны (точнее, с 17 февраля) главная площадь Туниса стала носить имя простого молодого продавца овощами (Мохаммеда Буазизи), который выполнил миссию мифического Прометея. Это только начало, реальные будущие последователи Прометея будут низвергать загнившие образы эфемерных «вождей народов».

Теперь главными персонажами новых сочинений Востока станет не долговечный правитель, дарующий блага своим подданным, а, наоборот, простой гражданин, который требует и борется, как и его предки, за справедливость и порядок, т.е. за свои права и свободы.

Во-вторых , выяснилось, что ленинские выводы о революционных ситуациях устарели, когда «революционная масса, в первую очередь, захватывает много жизненно-важных объектов государства (почтамт, банки, железнодорожный вокзал и т.д. и т.п.»). Арабская (особенно, египетская) молодежь, как костяк общественно-политических требований, не стала вооружаться и не стала захватывать никакие объекты, а, только сказав «хватит!», стала вооружаться мобильной связью и призывать своих единомышленников собираться на центральной площади страны. Там она смотрела прямо в глаза прямодушных военных и других (в том числе провокаторов различных мастей), тем самым демонстрируя свою решимость и правоту, не прибегая к насилию. И не ушла, пока не низвергла «эру Муборака», продлившуюся более 30 лет. Что очень интересно, она не стала заменять (или узурпировать) власть, а только предупредила новую власть: «правьте справедливо и честно, иначе мы вернемся (на площадь!!!»). Она осталась равнодушной к «сладкой восточной» власти. Воистину новый тип (восточной) молодежи - прагматичный технократ, которого уже не соблазнить сказками «1001 ночи» или прелестью сладкой, но маргинализирующейся власти.

В-третьих , политические партии («традиционные борцы за власть»), в большинстве случаях, уступили инициативу молодежи, которая своей мобильностью (и мобильной связью) вырвалась вперед, оставив позади партийную структуру, которая разрастаясь вширь и вглубь, потеряла свою гибкость и готовность к трансформациям. Молодежь и ее организации, несущие основную тяжесть этих революций и преобразований, и даже неся человеческие потери, не стала заменять их. А, только содействуя к передаче власти новым силам (военной верхушке, новому коалиционному правительству, новой партийной элите и т.д.), она только мягко предупреждает, чтобы была в обществе справедливость и развитие (которое мы наблюдаем в стабильной Турции). Это обстоятельство требует новых подходов в партийном строительстве по всему Востоку.

Куда пойдет Таджикистан?

Теперь рассмотрим практический вопрос, как быть таджикскому народу, который пережил в прошлом столетии две гражданские войны. Здесь нас одолевают противоречивые чувства, так как с одной стороны, мы не можем оставаться в стороне от этих всемирных трансформаций. А с другой стороны нашему обществу, которое еще не полностью залечило раны от двух предыдущих гражданских противостояний (1917-1931 и 1992-1997), противопоказаны новые катаклизмы.

Поэтому мы, скрупулезно проанализировав причины арабской весны, пришли к такому выводу, что существует, по меньшей мере, три варианта обновления власти.

Первый вариант - западная модель (межпартийная или парламентская борьба за власть), которая предложила человечеству более 500 лет (английский парламент), но перешла в реальную практическую плоскость от первых дней независимости США. Когда один из сподвижников Джоржа Вашингтона, главного от «отцов-основателей» США, предложил ему корону нового государства (США), то он ответил примерно следующее «Мы не для того воевали за независимость, чтобы переставить корону от одной к другой голове». Другими словами с рождением Америки была усилена антимонархическое восприятие мира или мир без монархов. Был введен высший пост в государстве - президент, который выбирается гражданами. Президентские выборы в США сильно повлияли на общественное мнение во всем мире, и постепенно в течение более трех столетий они стали одной из универсальных моделей смены власти в мире. Одно или два четырехлетних президентских правлений последнего столетия становится нормой не только на Западе, но и стало практиковаться и в других уголках мира. А в самих США кристаллизовывается двухразовая четырехлетняя практика правление президентов.

Второй вариант - китайская модель (регулярная смена лидера в рамках одной правящей партии), которая стала практиковаться совсем недавно, с конца 70-х годов прошлого столетия. Автором, или родоначальником которого может выступить выдающийся китайский реформатор Дэн Сяопин, который никогда не цеплялся за власть. Данная модель отличается от советской традиции смены власти (после смерти или глубокой старости прежнего лидера). На каждом этапе модернизации огромной страны высший партийный орган - Постоянный комитет Политсовета Коммунистической партии Китая (КПК) выдвигает нового партийного лидера, который на определенном отрезке времени становится лидером государства (Председателем КНР).

С 1989 по 2002 года генеральным секретарем КПК был Цзян Цзэминь, с 2002 года по настоящее время генеральным секретарем КПК и Председателем КНР является Ху Дзинтао, а со следующего партийного съезда (в 2012 г.) появится новый генеральный секретарь КПК.

За последние 30 лет в Китае разработана оптимальная безболезненная смена власти в высших эшелонах  (партийной) власти, основанная на политической культуре китайского общества. Будущий лидер страны постепенно выдвигается по партийной и государственной лестнице, постепенно становится членом ЦК, Политбюро и Постоянный комитет Политбюро ЦК КПК и/или, одновременно, членом Госсовета, депутатом Всекитайского собрания народных представителей (ВСНП), членом Постоянного комитета ВСНП, членом  Центрального военного совета (ЦВС). А когда за 2-3 года до следующего партийного съезда уже окончательно определяется преемник Председателя КНР (со стороны самого Председателя КНР и/или со стороны Постоянного комитета Политбюро ЦК КПК), тогда действующий Председатель КНР начинает постепенно и безболезненно передавать ему некоторые свои полномочия. Таким образом, и в огромном Китае вырисовывается также два пятилетних избрания лидера государства (сближается с двумя четырехлетними практиками  президентских правлений)

Третий вариант - таджикская модель (точнее, саманидская модель нерегулярной смены великих визиров двора). Так как в рамках Советского Союза практика смены власти в союзных республиках не была свободной, то мы обратимся к далеким временам правления султанов (или эмиров) из Саманидов. Их стройные диваны (читай, министерства) были результатом многовекового поиска идеального управления государством наших мудрых предков, которые могут быть адаптированы в нашу современную политическую реальность. Здесь должность вазири бузург (премьер-министра) востребована очень серьезно.

Идея султаната была востребована и разработана позднее, после распада единого арабского халифата, когда отколовшаяся идея об имамате (верховенство религиозного лидера над светским) пошла своей дорогой.

А идея султаната была востребована, когда в полунезависимых государствах единого исламского мира удачливые кондотьеры с помощью удара меча создавали свои новые государства. Они, становясь султаном, амиром, маликом, или традиционным шахом, стали укреплять устои новых, но еще эфемерных государств, когда между ними и лидером местного мусульманского общества (шайх-ул-ислом или устод) создавались союзы (при верховенстве первого), выступающие оплотом (цементирующим фактором) данного государства.

Саманидские амиры также прекрасно понимали о необходимости смены высшей власти. Поэтому на должность главного визиря они назначали поочередно (нерегулярно) одного из трех достойных кандидатур: аз авлода (клана) Джайхони, Балъами и Утби. Тогда в традиционном таджикском обществе монархическое сознание (почитание личности шаха –«шохпарасти»), было очень развито, поэтому  народное недовольство было направлено не против него, а на власть главного визиря. 

Реальность силы власти великих визирей при Саманидах демонстрирует такой эпизод, когда сын фактического основателя данной династии Ахмад ибн Исмаил (907-914) был убит в результате заговора придворных кругов, к власти был приведен его 8 –летний сын Наср II, от имени которого правили великие визири. В его почти 30-летнее правление реальная власть была поочередно  в руках великих визиров Абуабдуллоха Джайхони (914-918 гг.) и Абулфазла Балъами (918-943 гг.).

У Саманидов была своя практика оценки общественного  мнения, когда их специальные чиновники (из дивана сохиббарид), находясь на крупных базарах страны, проводили своеобразный «опрос общественного мнения». Когда продавцы или покупатели в базарах сильно ругали великого визиря, обвиняя его во всех общественных грехах и неудачах, то эти чиновники сообщали об этом прямо саманидскому эмиру. Тогда он решал, что «общественное недовольство» пришло к критической черте и пора восстановить справедливость и стабильность в государстве. Он обычно отправлял  великого визиря в отставку, иногда с минимальной конфискацией имущества в пользу казны или освобождением некоторых областей от ежегодного налога или сбора, возможно, пострадавшей от засухи или от других природных или общественных катаклизмов (от набегов кочевников и т.д.). Таким образом, общественное недовольство снималось от повестки дня, критическая масса нейтрализовалась. Народ был благодарен шаху за освобождение «неудачного» великого визиря от занимаемой должности, и восстановления стабильности и гармонии в обществе.

Данное рассмотрение уроков арабской весны еще раз актуализирует вопросы властных преобразований, которые могут опираться первоначально к саманидской модели обновления управления в высших эшелонах власти с постепенным переходом к американской или китайской модели трансформаций. Тогда наше постконфликтное общество избежит апокалипсиса, способного сломать наш хребет. Вечный вопрос «быть  или не быть» все еще витает не только среди наших горных ущелий, но и в наших городах.